В нависшей тишине и жажде
В нависшей тишине и жажде
Город отыскать
Как вычурный пассаж
И рваная струна в конце
В застывшем городе
Подыскивать слова
Теряя разум
Оружие на площади сложив
Вина собрав для тела и земли
Модели снов тускнеющих
Все улицами злить
Зверей учить
Охоте на камнях
По шерсти ласка
Ветра темного
И когти жаждут
В лицо мне дышат лабиринты
Аромат воды и камня
Пассажем — вниз
Томящим женским
Ступенями —
До сердца
Так человек мне —
Город
Город и Тьмы
Перекресток киношный,
Искрящийся плоско,
За спиною уродцы
Пляшут на досках.
Протащился мой друг, сигаретку тираня,
Выпуская клубы никотина и лака,
Подругу сосредоточенно раня.
Не так важна важность
Как следствие малого,
Не столь нужна скорость
Для тела усталого.
Одна из причин, один из вселенной.
Дурак есть дурак. И смешно для детей,
Радостно им от дури отменной.
Но меня дальше тянет,
И пальцы дрожат.
Я достаточно пьян,
Чтоб себя не сдержать,
Еще глупость сказал, что смогу их вернуть, —
Виноват. Посмеемся. Одень в сапоги
Любого, кто выбрал радостный путь.
Минуту назад ты был смел, но сейчас
Другая страна наступила на горло,
И смех будто грязь, и глас не для нас.
Ледяная луна разливает по городу
Чистый бальзам, но как странен напиток
Единения в страхе. Сволочи, бросьте!..
Снова готов между сонных калиток
Бродить с ослепительно белою тростью.
Сторожу эйфорию бездонных глубин,
Камуфлируясь новым безумным нарядом.
Не подумай, что стылых старинных картин
И скульптур я поклонник. Решайся, наяда,
Остается так мало. Покажу тебе город.
Подходить будем к тени и громко шептать
Какие-то слоги, что тянет нам холод, —
Сравнить можно с песней, иль с бредом сравнять.
Монету асфальт сохранил нам в подарок,
И скрежетом — там — извели разговор,
И наступит на пятки тысячью арок,
Бриллиантовым сумраком злой перебор.
Самая дерзкая стадия ночи —
Разрыв между разумом и серединой.
Гонец прибыл скоро, путь стал короче,
Вдвое короче путь для невинных.
Звездный меч вновь и вновь рассекал эти связи,
Неясные тем, что все ясно, как ночь.
Я слышал опять, как у пристанной вязи
В муках рождается глупая дочь.
Но здесь, в стороне, где отчаялся праздник
Хоть кого-то возрадовать, где неясная тень
Кралась зверем к окну с языком ярко-красным
Во вздернутой пасти... Вот... Застыла...
/Тихо/ «Сын-день!..»
Первая секта
Первая секта
Улыбнись уголком рта
Первая секта
Каприз
Сентябрьский вальс
Радость кожи
Остывание
Дымчатый бриз
На плесе костер
Проснись первым
Приди до снега
Застанешь следы
Клочья фантазий
Позволь мне руками
Брать из груди
Мглу из груди
Гладить спины рыб
В холоде
За черным стеклом
Пограничной луны
Мечется гимн
В зеркалах галерей
Рождается секта за девять минут
Тишины
Жертвуй сладость
Жертвуй сон свой
Жертвуй гримасы
Небо прольется
Небо наступит
Триединым нектаром
Жертвуй невинность
Небо наступит
Радость и кровь
Прямая тень
Каясь и плача
Только рассвету
Взмах мотылька
Белая кость
Каин и ты
Первая секта
Первая секта
Забирает день
Рубиновым соком
И осень в танце
Флейта умолкла
Жертва застыла
Первая секта
Первая тайна
Между тоской и небом
Одинокие люди решаются на извращение;
они причастны к каждому эпизоду,
и мир, одинокое существо,
одинокая женщина,
дает им эту малость
сегодня солнечно
сегодня солнечно
мы забыли о страсти
сегодня солнечно и одиноко
Зная случайное касание
крыла испуганной птицы,
ты знаешь все об этом мире
Я видел себя не только у святынь
я находил себя в лучах света —
это извращение
В потоке света, как и в волне крови,
тепло, но смутно,
тепло и одиноко,
я приветствую тебя, ты жив —
ты одинок
сегодня солнечно
сегодня солнечно и немного смутно
Так бывает, когда ты, как та птица,
теряешь опору для взмаха
и оставляешь надежду на волеизъявление,
застываешь в уже почти родных руках,
руках-лучах
эти пальцы-ногти-молнии не нежить взялись, —
обезоруживают
Омыт волной времени
жалок и страшен
страшен и слаб
беспокоен и одинок
Возможно, время смоет ожоги касаний,
возможно, синева новых смертей
заполнит кратеры-трещины сердца
Но не хочу быть кровью, светом,
буду водой
каплей воды
между тоской и небом
Уснуть на груди короля
Подняться выше
Уснуть на груди короля
Лежать на сухой дороге
Площадь вздымается, как грудь
Грудь с хрипом вздымается
Площадь хрипит
Подняться выше
Лежа на сухой дороге, слышать хрип
Слушать мягкую площадь
Кричать в солнце
Потом другое солнце прикрыть рукой
Сорвать его с места
Лежа на сухой дороге
Потом подняться
Подняться выше
Уснуть на груди короля
истории не заканчиваются ты один и дыра вместо солнца и братья помогают взять за края ты рвешь их зубами вгрызаешься в небо все в одном теле все в одном теле все небо есть в теле все небо в том теле и никто не поднимет ветра он ни с чего не начнется в дисциплине заложена смерть за порогом облако разума жечь костры картины пейзажи распутных домов ломтями кромсать фиолетовых птиц напластованный мир пусть клыки зверей обломаны о пустоту
...в храме застыл ветер
(подняться выше)
в храме застыл ветер
(уснуть на груди короля)
храм не открылся
погиб закрытым
в храме остался ветер
все в одном теле
(все в одном храме)
со звезд капает в пыль
королевская кровь
увлажняет лоб окаменевшего ветра
окаменевшего в закрытом храме
камень в храме закрытом
сердце в храме закрыто
Огни
По соснам свет фар трещоткой
смотрят
что им?
ты же знаешь, век
Дорога у леса, скользим
слышим
что ей
ты знаешь, пыль
Город фейерверком,
жаром пышет
что есть
суета
Ночь держит в ладонях
нервы и свет фонарей,
вспышки на скатах крыш
что же
обман
Музыка, рокот пушинок,
скользящих по навивке струн
что там
жажда
Дом, шторы до пола,
Сырой лабиринт, скелеты
что он
человек
Цветы из человечьей кожи плести
танцуй, нагая звезда
когда-нибудь будет страсть
страсть без запаха
«...я вырезал дверь в сердце
внутри было пусто
лишь немного крови и книга
я поддел страницу ножом
оттуда хлынул огонь
он меня сжег»
Деспот
В разгон червивых крыльев вплелся темной нитью и золотом вихрь-изувер... ожидаемо. Знакома похотливая активность, помню адскую истому. Я подыскал бы холода в ладонь, и в темноте ее оставил сокрушаться своих монстров, соперников, сатиров. Озяб; но не бросишь в глубину прекрасный веер, сжимаешь пальцы белые, как прячешь сердце от удара. Темный крест, бледные границы.
Кто кроил ад по подобию? Кому нес дары деспотов?
...ему нужен коричневый список...
«Закройся тенью всего, ядром остывшей звезды, питай виденья свои, сон очерчивай ногтем»
Тихая милость, в лица угар жаркий, старый; тварный уют из-под кожи ветром стонущим слизан, съеден;
в длинном саду канавы льда, тяжелым светом город выдан, коснись небесных глаз серых, и — предан;
в городской геометрии нож прячешь, в прорехи движений страх вложен, ветви стылые ношу сбросят под свои тени;
образы, линии, у окна и далее, к месту рождения снов, плетеному устью, где тьма лиц из гранита выветрена;
и тьма крыльев, и разумным смерчем прошел по границам живых владений, по контурам льда, пахнущего теплой кожей;
электрическая ясность деспота вялых зверей с закатом бодрит, радует; так на твердой груди все шрамы светом пышут;
все земной нитью башни связаны, отраженья растут за ней, точней символов, и рыданья срыв больней от крови мерзлой;
как новый соломенный бог перед тяжбой времени; как солнце густое сползает по стеблям к милосердию почвы; как точный удар пустил ледоход, а следующий — убил живое; как за твердостью не оказалось силы, но — бесконечность; как в пекле ладони из вихря родился холодный деспот; как нанес этот визит, чаруя, смеясь, увлекая с собой...
Течения
Под свинцовым январским небом
лучший ответ, которого не было;
моя строка — листок на стезе —
и вот ветер, поземка...
я за длинным пустым столом ожидаю друзей,
но мне несут лишь их щупальца, волосы, похоть,
янтарный почтальон приносит их письма,
добавляя негромко,
что все хуже у них,
говорят обо мне,
и никто никому не поможет
...вот я — река;
но церемонии жителей ничего не значат моих,
они жгут;
эти люди разводят костры
и чего-то упорно ждут,
по колено заходят в воду, пробуют вкус...
что могла обещать река?
что могла нашептать гора?
что скажет им небо?
мой добрый друг, не ты ли нашел, заходясь в тишине,
свой пост на пороге событий?
а дерзкий мой выпад всего-то сказался закатом;
не роптала тут ночь,
не вихляло здесь бедрами утро,
распитие было напитков —
богов эта терпкость.
Течение жизни будило червей
накануне апофеоза,
течение поднимало зарницы,
птиц голодных, зверей.
разбужены плоскости и пирамиды,
я видел траур и совесть, спросонья бредущих,
страсти проснулись, визжат;
течение камни толкает,
течение ветры раскрыло,—
вьются драконы, резвятся;
течение роскошь кольнуло,
поток этот пыль разметает
(течение будит людей)
течение бредит людьми,
разбужены вещи, могилы,
луна пролила на болотную грязь
серебро (уже теплится кровь)
течение хочет имен,
течение хочет много имен...
проснись!
обрети свое имя,
вбери его в жилы и кость;
а после, расставаясь с потоком,
после — останься с потоком,
спроси его имя
тогда вырви свое и брось!..
Под морозным январским небом
проснулся,— был или не был поток,
строка, белый снег,
ответ
лучшего нет
